Самоход. «Прощай, Родина!» - Страница 44

– Знатный коньяк! Пробовал я его – еще до войны, когда выпуск в академии был.

Капитан вздохнул – видимо, вспоминал о тех счастливых годах, когда не было войны, штрафбата и жизнь впереди казалась счастливой и безоблачной.

Он штыком вскрыл бутылку. Потом взрезал консервные банки, разорвал упаковку галет. Взяв бутылку, понюхал:

– Хорошо! – припал к горлышку. Потом протянул бутылку Виктору: – Глотни! Такой коньяк дорогого стоит. Его бы из фужера, да с шоколадом.

Виктор хлопнул себя по лбу, достал из кармана ватника шоколад и протянул его капитану.

– Здорово немчура устроилась, так можно воевать. И выпивка есть, и жратва, и патронов полно – не то что нам – по две обоймы. Пей-пей, думаю – ты такого больше не отведаешь.

Виктор сделал глоток. Вкус у коньяка был приятный, отсутствовала жесткость водки. Он уже полтора года на войне, но пил редко, а если и приходилось, то только наркомовскую водку не лучшего качества.

– Мне понравилось.

– Еще бы! Давай есть. Вдруг убьют, так хоть сытыми будем.

Они съели по банке мясных консервов с галетами, по плитке шоколада, допили бутылку.

Капитан покрутил головой.

– Взводный говорил, как возьмем траншею – нас сменят обычные войска. Штрафников только в атаки кидают – взять траншеи, отбить деревню. Потом отводят.

– Почему?

– Чудак-человек! Штрафнику веры нет. А вдруг оружие бросит и к врагу перейдет?

– А что, были случаи?

– Что-то не припомню… А ты, лейтенант, на фронте давно?

– С сентября сорок первого.

– Артиллерист? Петлицы черные, как и у меня.

– Самоходчик. На немецком «артштурме» воевал – на нашей ЗИС-30, потом на «сучке».

– Ездил, значит. Повезло! А я в дивизионной артиллерии, на конной тяге. Лошадей убило, раздобыли где-то трактор. К нему все пушки прицепили, он еле полз. А мы все пехом. И на всю батарею – один ящик снарядов.

Капитан сплюнул, выматерился. Выпитое сказалось или наболело и прорвалось? Скажи он так в бараке – тут же донесли бы, срок добавили.

Виктор посмотрел в сторону немцев! Е-мое! Немцы шли в атаку, цепью, молча, без стрельбы, без предварительного обстрела из пушек или минометов.

– Капитан, немцы!

Штрафник выглянул из траншеи:

– Какие-то они… черные!

Он взялся за бинокль:

– Точно, форма черная.

Ни Виктор, ни капитан раньше с эсэсманами не сталкивались – черная форма была у немецких танкистов и артиллеристов. Но они не должны идти в бой пешими!

Капитан припал к пулемету.

– Беги к парням! Небось, все выпили и караульного не выставили.

Виктор схватил автомат и побежал по траншее.

И точно, в одном из блиндажей он обнаружил «теплую» компанию. Лица штрафников раскраснелись, руками размахивают, рассказывая друг другу что-то.

– Немцы в атаку идут! – закричал Виктор.

– Ща мы их!

Штрафники выбрались в траншею. Двое побежали к ручному пулемету, остальные – к миномету в большом окопе.

Виктор бросился назад, к капитану, а из окопа раздался минометный выстрел. Потом еще один… Зачастил, как из автоматической пушки, наверное – кто-то из штрафников был минометчиком.

Мины легли с перелетом, но штрафники скорректировали прицел и накрыли цепь. Часть наступающих была убита или ранена, другие же продолжали оголтело бежать вперед.

Когда Виктор подбежал к капитану, тот уже начал стрелять – короткими экономными очередями, но точно, Виктор сам видел. Очередь – и две-три фигуры падают.

– Глянь в бинокль, какие-то немцы странные…

Виктор поднес бинокль к глазам. До немцев уже сотня метров, видны отчетливо.

– Да они же пьяны в дупель, – удивился он.

– Ага, хлебнули изрядно для храбрости. Я подозревал, – кивнул капитан.

Слева от них длинными очередями бил пулемет, мину за миной посылал миномет. Цепь гитлеровцев таяла, но упорно шла вперед. Уже и Виктор стал палить из автомата, с удовлетворением видя, что не промахивается.

Из наступающих до траншеи добежали единицы, но и тех успели застрелить.

Когда к пулемету кинулся последний, Виктор нажал на спуск, но затвор только клацнул – кончились патроны. Виктор вырвал из-за пояса пистолет и почти в упор – оставалось три-четыре метра – выстрелил в немца. Тот упал, едва не достав руками до края траншеи.

Присмотревшись, капитан увидел на его шлеме две молнии.

– Так это же эсэсовцы! Упорные, сволочи!

Он оглядел поле боя, усеянное трупами в черной униформе.

– Слышал о них, но столкнулся в первый раз. Я думаю, что сегодня они уже больше не сунутся. Пошли к парням!

Вдвоем, прихватив автоматы, они пошли к штрафникам. Те уже опять были на прежнем месте, в блиндаже – допивали остатки. Увидев капитана с Виктором, зашумели:

– Садитесь, давайте по чуть-чуть!

– Не, – отказался капитан.

– Не уважаешь? – обиделась компания.

– Да вы хоть видели, кто на нас в атаку шел?!

– Немцы.

– Эсэсманы, элита Гиммлера.

– А мы их… Тр-р-р! И других так же! – хвастливо заявил один сильно пьяный штрафник.

– Ночью могут разведку послать, вырежут всех втихую.

– До вечера мы будем как стеклышки! – ударил себя в грудь один из штрафников.

– Ну-ну… Я предупредил, парни…

– Ты кто по званию? – вскочил один из штрафников.

– Капитан.

– А я майор! А ты же мне указываешь!

Капитан молча вышел, Виктор – за ним. Только успел услышать:

– Пусть катятся колбаской! Тоже мне, начальство выискалось… Такие же штрафники, как и мы!

Капитан с Виктором вернулись на свою позицию.

– Пошли в блиндаж, погреемся.

В блиндаже была печурка – немцы топили ее брикетами из опилок. Горели они жарко, но быстро прогорали. Однако блиндаж прогрелся, и оба разомлели.