Самоход. «Прощай, Родина!» - Страница 50

Виктор не чувствовал себя среди танкистов чужаком. Немного другая тактика да поворотная башня – вот и все отличия от самоходки. По уставу самоходки идут в бою за танками, вторым эшелоном, поддерживая атаку огнем. У самоходки более мощные пушки, но слабее бронирование. Премудрость невелика. Хуже было, что экипаж из новобранцев, необстрелянный, не нюхавший пороха.

Что еще облегчало боевую работу в «шермане» – все танки имели мощные радиостанции. Связь в бою – великое дело; правда, на марше пользоваться рациями было запрещено, у немцев была отлично организована служба радиоперехвата. Опытные «слухачи» распознавали работающих на рациях радистов и могли засечь передвижение подразделений.

Бригада прибыла в указанный район – в нескольких километрах от передовой. Для начала замаскировали танки – зимой это сделать сложнее, чем летом.

Судя по оживлению в тылу и активному движению по рокадам, готовилось наступление.

Уже в боевых условиях Виктор понял: большая высота танка – беда для экипажа. Во-первых, вырыть капонир стоило немалых трудов, во-вторых, в боковой проекции силуэт танка велик, и для немецкого наводчика просто подарок, не промахнешься. С сожалением он вспомнил приземистый «артштурм», однако своему экипажу о том ничего не говорил. Помянул о слаженной работе экипажа в бою, от которой зависит выполнение боевой задачи, начал тренировать башнеров, и в первую очередь заряжающего – от быстроты его действий зависит скорость ведения пушечной стрельбы. В «артштурме» опытным экипажам удавалось выпускать снаряды с промежутком в 10–12 секунд.

В «шермане» боеукладка была со стороны левого борта и перегородки моторного отсека. Виктор гонял заряжающего до седьмого пота, но добился, что тот заряжал орудие за 7–8 секунд – показатель отличный. Плюс наводчик на поправку прицела по цели возьмет 2–3 секунды – итог неплохой.

И еще закавыка была – танки и самоходки подбитые горели очень быстро. Не успел экипаж выбраться из танка за двадцать секунд – все, сгорят заживо. Здесь играла роль каждая мелочь. Например, после удара снаряда по башне иной раз заклинивало запоры люков, и танкисты ходили в бой с открытыми люками башен. Это было необходимо и еще по одной причине – снижало загазованность боевого отделения пороховыми газами при стрельбе.

А однажды командир подбитой «тридцатьчетверки» рассказывал, что, когда загорелся танк, он едва не погиб – не мог рассоединить провод шлемофона с танковым переговорным устройством. Догадался сорвать шлем и выбираться без него. Волосы на голове обгорели, но сам остался живой.

Поэтому Виктор решил проверить экипаж на экстренное покидание боевой машины.

Все залезли внутрь, закрыли люки. Виктор посмотрел на часы и скомандовал:

– Всем из машины!

И начал выбираться сам. Опа! Для человека в зимней одежде люк был узковат, и быстро выбраться не получалось. И так вышло, что хотел людей потренировать, а сам застрял. Если медленно, не спеша, как обычно выбираться – все хорошо. А быстро не получается, рукава мешают.

Сняв с себя меховую куртку, Виктор опять забрался в танк и попробовал быстро его покинуть. На этот раз получилось. Хоть плачь: куртка красивая, теплая, удобная, с кучей карманов, а в бой идти в ней опасно. Пришлось для ведения боевых действий выпросить у старшины телогрейку. И членам экипажа он посоветовал сделать то же самое. Как потом оказалось, в дальнейшем эта мелочь спасла парням жизнь.

Оказалось, что «шерманы» обладали еще одним хорошим качеством: в отличие от отечественной техники боеукладка у них не взрывалась. Не то чтобы совсем, но редко и давала время покинуть горящую машину – качество для любой бронетехники важное, поскольку позволяло выжить экипажу.

В начале сорок третьего года, потерпев сокрушительное поражение под Сталинградом, немцы все еще были очень сильны и регулярно пробовали делать разведку боем, прощупывая наши позиции. Но Виктору уже было заметно – не тот немец пошел. Видел он их вблизи в сорок первом – высокие, откормленные, самоуверенные. И сейчас: прошла мимо небольшая колонна пленных – исхудавшие, обросшие, кутающиеся поверх униформы в отобранные у населения теплые вещи – вплоть до женских пуховых платков. К тому же и бойцы наши набрались опыта, научились воевать. И командиры стали более самостоятельными, не боялись сами принимать решения, не ждали приказов сверху, стали жизни солдатские беречь. Давно исчез из войск дух шапкозакидательства, осознали на фронте и в тылу – долгой и тяжелой война будет, с напряжением всех сил.

Харьковская наступательная операция Красной армии началась 2 февраля наступлением Воронежского фронта. С левого фланга, с юга, его поддерживал Юго-Западный фронт. Продвигались быстро, и уже 8 февраля был освобожден Курск, 9-го – Белгород, 13-го – форсировали реку Северный Донец и вышли к окраинам Харькова – в районе Чугуева. 16 февраля был освобожден Харьков, и к 3 марта вышли на рубеж Рыльск – Суджа – Лебедин – Минковка. Но растянулись тылы, начались трудности с подвозом горючего, боеприпасов, питания. Да и выдохлись войска, неся тяжелые потери.

Немцы подтянули резервы и начали контрнаступление. Под сильным натиском врага Юго-Западный фронт стал отходить, опасно оголяя левый фланг Воронежского фронта. 16 марта Харьков пришлось оставить, поскольку сил удерживать его не было.

Отдельную танковую бригаду, в которой служил Виктор, ввели в действие не сразу. Военнослужащие слушали сводки Совинформбюро, где почти каждый день перечисляли все новые занятые нашими частями населенные пункты. Для многих красноармейцев они не были отвлеченными понятиями, в этих городах и селах жили их родные.