Самоход. «Прощай, Родина!» - Страница 56

– Ну, повеселимся! – закричал наводчик.

Однако только он положил пальцы на спусковую гашетку пулемета, как раздалась автоматная очередь. Судя по звуку – наш ППШ, и где-то рядом. Ощущение такое, что как будто с танковой башни стреляют. Но такого быть не может, пехотинцы танковую броню еще в начале обстрела покинули.

Однако сейчас выяснять некогда.

Танк пошел вдоль позиций батареи. Где гусеницами траншею заваливал, кружился на месте, а где из обоих пулеметов по живой силе врага огонь вел. Чрево танка наполнилось пороховым дымом.

Когда никакого движения на батарее видно не стало, остановились. Виктор открыл верхний люк – надо было проветрить боевое отделение и осмотреться. Трупов немецких солдат полно, не меньше полусотни, да еще в траншеях и окопах, заваленные землей, лежат. Славно поработали!

Внезапно сзади, за башней, раздался шорох и металлический стук.

Виктор резко обернулся и увидел: на моторном отделении – солдатик, молодой еще совсем. В покрасневших от холода руках ППШ сжимает. Когда же он успел на танк взобраться?

– Ты кто такой?

– Иван – из Опрышкино.

– А на танке ты как оказался?

– Когда гвоздить по нам стали, все попрыгали, а я остался. За башней-то безопаснее…

– Испугался, значит?

– Есть маленько…

– Первый бой?

– Ага…

– Так это ты из автомата стрелял?

– Я. Вижу – немцы бегут. Вот я им в спину… – С этими словами пехотинец повел стволом автомата.

– Молодец!

Сзади послышался рев танков – это приближалась остановившаяся было из-за минометного огня танковая рота.

Около танка Виктора остановился танк командира роты, и из люка по пояс высунулся Маханин. Осмотрелся:

– Это они по нам лупили?

– Похоже.

– Молоток! Представление на награду напишу, одним экипажем всю батарею раскатал.

– Об Иване не забудьте, он из автомата поддерживал. Один из десанта на броне остался. Смелый парень.

Командир роты достал планшет.

– Как фамилия?

– Красноармеец Черепанов!

– Я запишу и сообщу в штаб вашего батальона. Стрелков, я свяжусь со штабом, жди указаний. – Маханин нырнул в башню.

Через несколько минут он показался вновь.

– По данным авиаразведки за тем леском немцы подкрепление подтягивают. Через лес просека идет. Иди первым, мы за тобой.

Танк Виктора пошел к лесу, по его колее – остальные. Так меньше риска. Если подорвется на мине, так один, а не все.

Но Бог миловал, и танк прошел с километр вдоль опушки.

Слева показалась просека, и «шерман» свернул туда. Деревья задерживали снег, и потому на самой просеке были ветра и снега осталось мало.

Шли с приличной скоростью, километров тридцать – тридцать пять, для неровной грунтовки – вполне приличная скорость. На просеку уже вся рота втянулась, не отстают. Иной раз в быстроте – залог успеха.

Немцы их явно не ожидали, проморгала их разведка.

Когда «шерман» выехал из леса, немецкий батальон занимался обустройством. Рыли капониры, траншеи, окопы – долбили мерзлую землю. И все позиции были тылом к лесу повернуты: видимо, фрицы полагали, что наши части лес обходить будут. Почему о просеке забыли, вот вопрос? А может, на карте ее не было? Ведь немецкие карты по данным авиаразведки делались, причем довольно точные были – но долго ли просеку проложить?

«Шерман» Виктора сразу пехоту давить начал, оба пулемета огнем захлебывались. Мимоходом пушку раздавили. Расчет пытался развернуть ее в сторону просеки, но не успел. Трясло на ухабах, ямах, окопах и сминаемой технике немилосердно.

А с просеки один за другим остальные танки уже выползали – и сразу в бой. В такой ситуации оборону, отпор организовать невозможно.

С бронетранспортера немецкого, полугусеничного, пулемет ударил по танкам, по десанту.

– Бронебойный! – прозвучала команда Виктора, но наводчик уже и без подсказки влепил в борт бронетранспортера снаряд.

Пулемет замолк. Из железного чрева бронетранспортера повалил дым, потом жарко ахнуло. Боезапас взорвался или бензобак?

Танки роты стреляли, давили гусеницами, уничтожали из пушек грузовики, бронетранспортеры, мотоциклы и живую силу противника. Четверть часа ожесточенной стрельбы, рева двигателей, лязга гусениц – и от немецкого батальона ничего не осталось. Взяли десяток пленных.

Бой закончился как-то вмиг, все стихло. Танкисты открыли люки и выбрались на броню – после боевого отделения, провонявшего порохом, хотелось дохнуть свежего воздуха. Немногочисленные пехотинцы из десанта прошлись цепью по позициям разбитого и раздавленного батальона. Они выискивали спрятавшихся, забирали трофеи. Всех интересовала еда, а многих – и выпивка. Уцелевших после боя распирала радость, хотелось выпить, сбросить напряжение.

Пленные немцы сбились в кучу, стояли с поднятыми руками и смотрели со страхом. Их никто не трогал, не охранял – куда они денутся? Только обуза лишняя: теперь конвой надо выделять, доставлять их в наш тыл… Командиру роты только головной боли добавилось.

Танкисты из экипажа Виктора тоже разбрелись. Вернулись довольные – нашли бутылку рома, сухари и консервы немецкие. Однако что на пятерых бутылка? По два-три глотка на брата пришлось. Зато наелись досыта – после боя почему-то всегда есть хотелось.

Замполит – как переименовали в армии политруков – смотрел на выпивку косо, но сделать ничего не мог. Вся рота немного приняла на грудь – так и дело к вечеру. И – ни кухни полевой, ни наркомовских ста грамм в помине нет. Вот сами трофеями и подхарчились…

В бой замполит старался не ходить, больше в штабе отсиживался. А если обстоятельства заставляли, всегда в замыкающем танке находился, берегся. Как же, представитель партии в войсках! Не любили его в роте.