Самоход. «Прощай, Родина!» - Страница 61

И в нашей армии к сорок третьему году автопарк был разношерстным. Кроме отечественных в нем было полно немецких моделей, а также поставленных по ленд-лизу, большей частью американских. Почти все армейские авто американского происхождения имели привод на все оси, что для отечественных было редкостью.

Когда Виктор проскочил мимо грузовичка, он понял, что рядом с ним висел какой-то знак. При работающей фаре глядишь – и рассмотрел бы, а сейчас дорогу смутно улавливал; просто она темнее была, чем окружающий пейзаж. Люк не открывал – и без этого холодно, а через триплекс обзор плохой; а тут еще тягач швыряет вверх, вниз, в стороны.

Он проехал еще с полкилометра, и прямо посередине дороги увидел пушку, да еще и не брошенную – расчет вокруг нее суетится. А главное – понять не могут, что на них мчится. По лязгу гусениц, по реву двигателя – танк, но больно уж низкий, едва выделяется на фоне дороги.

Слава богу, не выстрелили.

Виктор остановился перед пушкой. Наша «сорокапятка», расчет в тулупах – немцы тулупов не имели. Стало быть, свои. Он открыл люк механика-водителя:

– Привет, славяне!

– Фу, чертушка! Напугал! Вроде по звуку танк, а не видно.

– Не знаешь, где отдельная танковая бригада?

– Полегче что спроси… Тут сейчас все вперемешку. А впрочем, метров триста вперед, справа танк стоит – у экипажа узнай.

Виктор тихо объехал пушкарей. Неужели все прикрытие от немцев – вот эта единственная пушечка по прозвищу «Прощай, Родина!»? Или он в темноте других не увидел?

Через несколько минут справа от дороги показался силуэт танка. Виктор остановился, вылез из тягача и почувствовал, как болят кисти рук и ног. Неужели поморозил?

Возле темной громады танка возились люди, позвякивал металл, иногда вспыхивал свет фонарика.

Он подошел ближе. Ба, да это же «горбач»! Некоторые еще называли его «эмча». Знакомец «шерман» в сорок третьем – не частая машина на фронте.

– Привет, славяне!

Приветствие распространенное, а главное – сразу понять в темноте можно – свой!

Кто-то включил фонарик, свет ударил в лицо, и Виктор зажмурил глаза.

– О, Стрелков! А почему никто по рации не отвечает?

Виктор по голосу узнал помпотеха бригады, где еще совсем недавно ремонтировался «шерман».

– Так нет больше роты – как и приданных ей самоходок. Всех сожгли, похоже – один я остался.

– Как «один»? А экипаж? Ты же на танке подъехал…

– Не танк – тягач на базе «тридцатьчетверки». Угнал я его…

– Как «угнал»? Ох и попадет тебе!

– Не у своих угнал – у немцев… Гранатами закидал их и угнал. По дороге еще автоколонну раздавил…

В ответ – немая сцена. Парни опытные, не один бой прошли, но чтобы от немцев наш Т-34 привести – такого еще не было. Все молчали. Соврать было нельзя, вещественное доказательство рядом мотором урчит. А правда чревата – в немецком тылу был. Особистам же только повод дай.

Но Виктор уже не боялся, ему было безразлично. Воевал он уже в штрафбате, и там люди выживают. Хотя за что его? Вины он за собой не чувствовал.

Помпотех вздохнул – он тоже просчитал услышанное:

– У тебя трос есть?

– Даже два.

– На рембазу «горбача» помоги отбуксировать.

– Только тросы сами заводите. У меня руки болят – сил нет, видно, поморозил…

– Подгоняй.

Виктор подогнал тягач, зацепили на усы – это когда накидывают на крюки сразу два троса, так буксировать легче.

Помпотех уселся сверху на броню, рядом с люком – Виктору дорогу указывать, и потихоньку тронулись. Т-34 лишней нагрузки почти не чувствовал, дизель все же. Периодически помпотех кричал: «Влево поверни, а потом прямо!»

Так они добрались до рембазы, располагавшейся в бывших мастерских МТС. На последних метрах Т-34 подвел, зачихал и встал – указатель уровня топлива был на нуле.

Помпотех спрыгнул на снег.

– Топливо кончилось, – огорчился Виктор.

Хотя бы еще с полсотни метров проехал, а то на въезде, у раскуроченных ворот.

– Ничего, считай – уже дома. Переночуй у моих парней, а завтра к командиру.

От ночи осталось уже совсем немного. Виктор прошел в мастерские – там комната была, с печкой, нашел место на полу, сразу у двери, и улегся. Однако уснуть не получалось, болели руки и ноги. Он крутился до утра, а когда проснулись ремонтники, направился к командиру бригады. Каждый шаг давался ему с трудом, в ступни будто сотни иголок вонзили.

Доложив по форме, рассказал, как проходил бой, как выбрался, как угнал тягач.

Комбриг лишь недоверчиво качал головой:

– Стрелков, лично я тебе верю, но особист с тобой побеседует. Подожди в коридоре…

Видимо, комбриг позвонил по полевому телефону, поскольку особист заявился быстро.

– Стрелков, идем со мной.

Старлей шел быстро, Виктор же ковылял, передвигаясь с трудом.

– Ну что ты как корова?

– Руки-ноги поморозил сильно.

Особист завел его в маленькую комнатушку.

– Документы при тебе?

Виктор молча достал из кармана удостоверение. Особист осмотрел его, кивнул:

– Расскажи подробно, как было.

Виктор рассказал о бое – как их подбили, как он воевал на «сучке», как его контузило. Потом – как немцев гранатами закидал, как тягач угнал, как автоколонну разгромил. И уже затем – о встрече на дороге с нашими пушкарями и о том, как отбуксировал на рембазу «горбач».

– Складно рассказываешь. Вроде на правду похоже… Если бы ты к немцам попал, документов личных не было бы. Они их первым делом отбирают – как и оружие. Ты пистолетик-то на стол положи…

Виктор вытащил из кобуры «кольт» и положил его на стол.

Любой пистолет или автомат можно найти на поле боя – наш или немецкий. А вот «кольт» редкостью тогда был, поскольку приходил с танками, одна штука на «шерман» – для командира.