Поднявшись по пояс, он подтянулся на руках и уселся на броню. Немецкий танк рядом, перепрыгнуть можно. Однако люки закрыты, и экипаж признаков жизни не подает.
– Яков, пулемет дай и коробку с лентами.
Установив пулемет на крыше рубки, Виктор вытянул ленту из коробки и заправил ее в лентоприемник. Если что, отстреливаться будут.
– Яков, ты как? Сам выбраться сможешь?
– Попробую…
Яков открыл свой люк, потом положил на броню ППШ. Кряхтя, кое-как выбрался.
– Надо ребят вытаскивать, – сказал Виктор.
– Пусть внутри побудут, ударились сильно. Если погибли – не поможешь, а живы – так сами очухаются. Вдруг немцы нагрянут, так в рубке хотя бы пулями не посекут.
Рассуждения были резонными, и Виктор приказал:
– Ты прикрой меня, я посмотрю, что с немцами.
До них – два метра, танк и самоходка ударились гусеницами. У самоходки был поврежден левый ленивец – прямо напасть какая-то, второй раз за несколько дней, а у танка – правое ведущее колесо. Ну и траки обеих машин погнуты, на себя удар приняли.
Виктор постучал по броне танка рукоятью пистолета:
– Эй, немчура! Сдавайтесь!
Никакого ответа. Однако Виктор ясно услышал внутри танка какое-то шевеление. Ранены, как и самоходчики, или притаились и выжидают удобного момента, наблюдая через приборы? В самоходке есть гранаты, парочку противотанковых можно бросить на моторное отделение. Но если танк загорится, огонь может перекинуться на самоходку. А губить свою боевую машину Виктор не хотел, она подлежит ремонту.
Он вернулся в самоходку и сообщил по рации комбату о происшествии.
– Чего случилось? Я не понял, помехи идут, – отозвался комбат.
– Мы немецкий танк таранили, двое из экипажа нуждаются в медицинской помощи. Самоходка повреждена, подлежит ремонту. БРЭМ бы на помощь выслать.
– Немцы рядом есть?
– Не наблюдаю.
– Где находишься?
– На Ворошилова, от какой-то площади идет.
– Попробую помочь. Ты держись. Конец связи.
Легко сказать – «держись». Виктор же не медик, как он поможет Юнусу и Антону? Да и Яков за плечо держится, лицо от боли кривит. А он парень физически сильный, терпеливый. Не перелом ли?
От площади в их сторону приближалась пехота. О, знакомый лейтенант!
Подбежав, тот спросил:
– Вы чего, на таран пошли?
– Ага, сам видишь: светофоров нет, а немец не по правилам ехал, – пошутил Виктор.
– Чего? – не понял шутки лейтенант, и его бойцы, до этой минуты стоявшие рядом, побежали дальше.
В это время раздался металлический стук и открылся нижний, аварийный люк, он же десантный люк танка.
Виктор выхватил пистолет и отошел на десяток метров, чтобы виднее было.
Из люка сначала показались ноги, потом тело, а уж потом – руки и голова. Немец был в черной танковой униформе.
«Странно он выбирается, – подумал Виктор, – наши покидают машину через нижний люк головой вперед». Он направил пистолет на немца и поманил его пальцем:
– Ком!
Когда немец выбрался из-под танка, приказал:
– Хенде хох!
Немец поднял руки и стоял, покачиваясь. Пьян, что ли?
Виктор, держа немца на мушке, подошел, вытащил из его кобуры «вальтер» и сунул пистолет за свой ремень. Пальцем показал на танк:
– Живые есть?
– Нихт ферштеен…
Не понял, значит. И объясниться с ним Виктор не может, языка не знает.
Немец полез левой рукой в нагрудный карман курточки, достал фото и протянул его Виктору.
– Киндер.
На фото был ребенок лет пяти и женщина. Семья, наверное, разжалобить хочет, боится, что русский застрелит его. А зачем в пленного стрелять? Он безоружен и уже безопасен.
Виктор убрал пистолет в кобуру – все равно на крыше рубки Яков с автоматом. Если немец побежит, так он его очередью срежет.
Виктор снова показал на танк:
– Камерады?
И словечко-то это долго припоминал.
Немец покачал головой:
– Алес капут!
Виктор понял – погибли все. Да, удар был очень сильный, неудивительно. Черт, охраняй теперь танкиста…
Виктор уселся на бордюр у самоходки и показал немцу – садись. Тот сел, достал из кармана пачку сигарет и протянул Виктору:
– Битте.
Виктор в ответ только головой качнул:
– Нет.
Немец закурил. Вид у него был отрешенный – война для него закончилась. С одной стороны, жив остался, а с другой – Сибири боится. Немцев Гитлер пугал Сибирью, ее жуткими морозами.
Был бы танкист эсэсманом, Виктор бы застрелил его не раздумывая. Те фанатики, их не переделаешь. Но у тех две молнии на петлице, а на другой – череп с костями и погон один, на правом плече; видел он уже убитых эсэсовцев.
В этот момент Яков призывно махнул здоровой рукой:
– Командир, тебя по рации вызывают.
Виктор забрался в самоходку и ответил – это были ремонтники.
– Объясни, что повреждено?
– Левый ленивец и траки.
– Тогда жди.
Ждать пришлось часа два. Бой в городе еще продолжался, но, судя по звукам выстрелов, смещался в центр города, все дальше от самоходки.
Но вот с площади к ним повернул Т-34 без башни и с лебедкой на корме. Ремонтники осмотрели танк и самоходку.
– Здорово вы их!
– Как получилось…
– Хорошо хоть живы остались.
– Мехвод и наводчик внутри, не знаю, живы ли.
У ремонтников на такой случай были длинные брезентовые ремни – ими они вытаскивали останки погибших танкистов из подбитых машин.
Первым через люк вытащили Юнуса. Наводчик не дышал, голова его была сильно разбита. Затем через передний люк извлекли тело механика-водителя – Антон был тоже мертв.
– Повезло вам, парни, – обратился к Виктору старшина ремонтников. – Видел я один раз танковый таран, правда, там в лоб сошлись. Оба экипажа погибли, а на «тридцатьчетверке» от удара сварные швы разошлись. Представляешь? А это кто? – старшина указал на немца.