Самоход. «Прощай, Родина!» - Страница 82

Виктор в душе сержанта осуждал: мы не фашисты и поступать так не должны, но самоходчики в мнениях разделились. Кто сержанта поддерживал – много бед немцы на нашу землю принесли, мстить надо. Другие, как и Виктор, считали, что уничтожать врага надо в бою, а коли оружие сложил, он уже не противник. В лагерь его, и пусть разрушенное восстанавливает. Да и бесчинствовали на оккупированной земле не армейские части, а СС, гестапо и полицаи. Были и добровольческие соединения, вроде эстонской или украинских дивизий – той же «Галичины». Вот таких стрелять на месте надо, без суда и следствия. Впрочем, так почти всегда было.

Особенно ненавидели предателей – власовцев, украинцев из УПА; затем, когда на польские земли пришли, – польских «повстанцев», руководимых правительством «в изгнании» – в Англии.

Один раз Виктор сам из пистолета эсэсмана застрелил. Проезжал он на самоходке мимо подбитого немецкого танка. У танка танкист стоял, на гусеницу опираясь, покачивался, как пьяный. Форма на нем черная, какая у танкистов была, но когда Виктор присмотрелся, руны на петлицах увидел – в виде сдвоенной молнии. Он приказал мехводу остановиться, не поленился слезть с самоходки, достал пистолет и выстрелил «танкисту» в голову.

Если в армейские части призывали, то в СС шли добровольно. А СС – это вооруженные отряды нацистской партии, и там заблудших агнцев нет, все идейные враги, которых надо уничтожать. И не жалел потом Виктор о том выстреле никогда. Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет, так еще со времен Александра Невского повелось.

Но вот раздался крик «По машинам!», и самоходчики кинулись к боевым машинам. Комбат уже флажком сигнал подает – заводить моторы! До момента самой атаки пользоваться радиостанцией «на передачу» запрещалось.

Разом заревели двигатели, самоходки окутались удушливым синим выхлопом, завоняло соляркой.

Передняя машина начала движение. Ранее рассредоточенные самоходки собрались в колонну.

Гнали к передовой быстро – передвижение большой колонны бронетехники от противника не скроешь. Лязг гусениц, рев множества моторов за пять километров слышны, и чем быстрее они до передовой доберутся, тем меньше времени у врага на подготовку, тем меньше потери.

По уже отработанной тактике после артналета вперед пошли танки с десантом на броне, за ними – самоходки. Ухали танковые пушки, стреляли пулеметы.

Немцы долго выжидали, не желая раньше времени обнаруживать свои огневые точки. Но вот они открыли огонь.

Как только среди танков появились разрывы снарядов, десант покинул броню и бежал за «тридцатьчетверками» – так пехота прикрывалась броней, потерь меньше. Самоходки пока не стреляли – не было четко видимых целей.

Танки с ходу преодолели проволочные заграждения, и почти сразу под их гусеницами стали рваться противопехотные мины. Танкам вреда они причинить не могли, но пехота ситуацию сразу просекла, и бежали уже по следу танковых гусениц. Научились воевать, снижать потери.

Виктор видел, как их самоходки догоняют впереди идущий танк, и приказал Алексею:

– Сбавь обороты!

С одной стороны, для самоходчиков это выгодно – танк собой прикрывает; с другой – плохо, обзор перекрывает, закрывает сектор обстрела.

Танки уже достигли первой траншеи и стали утюжить гусеницами доты и дзоты, двигаться вдоль траншеи, обваливая стенки и расстреливая немцев из пулеметов.

Все произошло на глазах экипажа самоходки.

Перед надвигающимся танком в траншее показался немец. До танка – от силы тридцать метров, ползет медленно. Пулеметчик и башнер немца видят, но он в мертвой, непростреливаемой зоне.

Пулеметы в бронетехнике, как и пушки, имеют малый угол склонения, а траншея ниже уровня горизонта.

У немца под мышкой труба видна. Хлопок!

У танка от попадания люки на башне распахнулись – на защелки закрыты не были, мгновенно вырвалось и погасло пламя. Танк встал, и из него стали выбираться танкисты. У двоих из них горели комбинезоны. Упав на землю, они стали кататься, пытаясь сбить пламя.

Самоходка Виктора остановилась рядом – надо было помочь своим.

Заряжающий Михась выбрался быстрее всех, хоть и держал в руке огнетушитель. Он пустил из него струю, затушил огонь, но танкисты лежали неподвижно. Он понимал, что так быть не должно: комбезы даже прогореть не успели, и ожогового шока экипаж не получил. Тем более что горели только двое. И из танка дым не идет, огня не видно.

Танкистов перевернули на спины и в ужасе отшатнулись: ресницы и брови их выгорели до кожи, глаза полопались. С одного из погибших сняли танкошлем: волос под ним тоже не было, и кожа была покрыта струпом.

Пока самоходчики гадали, от чего погибли танкисты, Виктор обошел танк. Немец стрелял спереди – он сам это видел. Осмотрел лобовую броню. Вот она, малюсенькая дырка, размером с толстую иглу всего. Да это же кумулятивная струя такой след оставляет!

Он едва по голове себя не ударил с досады. Труба у немца под мышкой была, и такое странное положение оружия поначалу ввело его в заблуждение. Но это же фаустпатрон! Прообраз, можно сказать – дедушка современных гранатометов. Только они сейчас на плече у солдат, и труба находится в горизонтальном положении.

Виктор достал пистолет и спрыгнул в траншею – ему хотелось убедиться, что он не ошибся, найти подтверждение своей догадке. Почему-то раньше он был уверен, что фаустпатроны стали применяться в армии позже.

Трубу он увидел сразу. Поднял, покрутил в руках – конструкция примитивная. Труба, сверху откидной штампованный прицел, а снизу – такая же пусковая скоба.